Ги де Мопассан. Маррока. Новелла из сборника . Собрание сочинений в 1. Чеботаревской. Примечания Ю. Данилина. Ocr Longsoft http: //ocr. Друг мой, ты просил сообщать тебе о моих впечатлениях, о случающихся со мною происшествиях и, главное, о моих любовных историях в этой африканской стране, так давно меня привлекавшей.
Электронная книга Бродячая жизнь (La Vie errante) - Ги де Мопассан. Так что, отправившись по его стопам в Италию, на Сицилию, в Марокко или Тунис . МОПАССАН Ги де (1850-1893) - французский писатель. 11 лет он опубликовал 6 романов, сборники рассказов, книги путевых очерков, повести. Днем и даже утром рано/ Мать читает Мопассана./ И в дому у нас бежал в Тунис, в Марокко, в Центральную Африку — и писал непрестанно. Новелла из сборника "Мадмуазель Фифи" ------------------------------------------------- ------------------ Ги де Мопассан. Собрание сочинений в 10 тт. Начинающий писатель поразил своей повестью «Пышка» литературные. Средиземному морю, бежал в Тунис, в Марокко, в Центральную Африку — и писал . Ги де Мопассан был не только известным писателем, но и не менее популярным.
Новелла из сборника "Мадмуазель Фифи" ------------------------------------------------------------------- Ги де Мопассан. Собрание сочинений в 10 тт.
Ты заранее от души смеялся над моими будущими, по твоему выражению, черными утехами, и тебе уже представлялось, как я возвращаюсь домой в сопровождении громадной черной женщины, одетой в яркие ткани и с желтым фуляром на голове. Но для начала я напал на нечто лучшее и исключительно своеобразное.
Днем и даже утром рано/ Мать читает Мопассана./ И в дому у нас. Анри Рене Альбер Ги де Мопассан родился на северо-западе Фран-. Все про Ги де Мопассана. 1850-1893) - французский писатель, автор многих знаменитых рассказов, романов и повестей. Марокка Кровать Сумасшедший? Парижское приключение / Une aventure parisienne.
Знай же, что здесь любят неистово. Начиная с первых дней чувствуешь какой- то огненный трепет, какой- то подъем, внезапное напряжение желаний, какую- то истому, целиком охватывающую тело; и все это до крайности возбуждает наши любовные силы и все способности физических ощущений — от простого соприкосновения рук до той невыразимо- властной потребности, которая заставляет нас совершать столько глупостей. Не знаю, может ли существовать под этим небом то, что вы называете слиянием сердец, слиянием душ, сентиментальным идеализмом, наконец платонизмом, я в этом сомневаюсь. Но другая любовь, любовь чувственная, имеющая в себе нечто хорошее, и немало хорошего, в этом климате поистине страшна. Жара, это постоянно разжигающее вас пылание воздуха, эти удушливые порывы южного ветра, эти потоки огня, льющиеся из великой пустыни, которая так близка, этот тяжелый сирокко, более опустошительный, более иссушающий, чем пламя, этот вечный пожар всего материка, сожженного до самых камней огромным, всепожирающим солнцем, воспламеняют кровь, приводят в бешенство плоть, превращают человека в зверя. Ничего не рассказываю тебе о первых днях моего пребывания в Алжире. Побывав в Боне, Константине, Бискре и Сетифе, я приехал в Буджию через ущелья Шабе и по несравненной дороге через кабильские леса; дорога эта вьется над морем по извилинам гористого склона, на высоте двухсот метров, вплоть до восхитительного залива Буджии, столь же прекрасного, как Неаполитанский залив, как заливы Аяччо и Дуарнене, красивейшие из всех, мною виденных.
Я исключаю из этого сравнения лишь невероятный залив Порто на западном берегу Корсики, опоясанный красным гранитом, с возвышающимися посреди него фантастическими окровавленными каменными великанами, именуемыми . Город построен на крутых склонах высокой, увенчанной лесом горы. Это — белое пятно на зеленом склоне, похожее, пожалуй, на пену свергающегося в море водопада. Со всех сторон взор ограничен громадным кругом крючковатых, зубчатых, рогатых, причудливых вершин, замкнутых так тесно, что едва видно открытое море, и залив становится похожим на озеро. Голубая вода с молочным отливом восхитительно прозрачна, а лазурное небо, такой густой лазури, словно покрытое двойным слоем краски, простирает над нею свою изумительную красоту. Они словно любуются друг другом, взаимно отражая свои отсветы.
На пристани, подъезжая к нему, встречаешь такую великолепную руину, что ее можно принять за оперную декорацию. Это древние сарацинские ворота, сплошь заросшие плющом.
И в прилегающих горных лесах повсюду тоже развалины — части римских стен, обломки сарацинских памятников, остатки арабских построек. Ты знаешь эти жилища, их описывали так часто. Окон наружу у них нет, и они освещаются сверху донизу внутренним двором. Во втором этаже помещается большая прохладная зала, в которой проводят время днем, а наверху — терраса, где проводят ночи. Это удушливо- знойный час в Африке, час, когда нечем дышать, когда улицы, долины и бесконечные, ослепительные дороги пустынны, когда все спят или по крайней мере пытаются спать, оставляя на себе как можно меньше одежды. Я ложился на него приблизительно в костюме Гасана, но не мог отдыхать, так как был измучен своим воздержанием. В пустыне можно пойти на всякую подлость из- за стакана чистой холодной воды.
А чего только не сделаешь в ином прибрежном городе ради красивой, здоровой девушки? В Африке нет недостатка в девушках! Напротив, они там в изобилии; но, если продолжить сравнение, они так же вредоносны и гнилостны, как илистая вода источников Сахары. Ноги мои дрожали, словно их кололо изнутри; беспокойная тоска заставляла меня то и дело вертеться с боку на бок по коврам. Наконец, не в силах выносить долее, я встал и вышел.
Мостовые были так раскалены, что на них можно было печь хлеб; рубашка, моментально взмокавшая, прилипала к телу; весь горизонт был затянут легким белым паром, тем горячим дыханием сирокко, которое подобно осязаемому зною. Крутые горы, поросшие кустарником и высокими ароматными травами с крепким запахом, кольцеобразно окружают бухту, где вдоль всего берега мокнут в воде большие темные скалы. И мне чудилось, что в раскаленном воздухе я улавливаю гудение огня. Лицо ее было обращено к морю, и она тихо подпрыгивала, не замечая меня. Она была необыкновенно хороша, эта женщина, высокая и сложенная, как статуя. И вот она осторожно высунула из- за скалы голову с массою тяжелых черных волос, кое- как закрученных узлом. У нее был большой рот с вывороченными, как валики, губами, громадные бесстыдные глаза, а все ее тело, слегка потемневшее от здешнего климата, казалось выточенным из старинной слоновой кости, упругим и нежным, телом белой расы, опаленным солнцем негров.
Она прибавила. — Нехорошо оставаться здесь, сударь. Тем не менее я не двигался. Я не выйду, пока вы будете там сидеть! Она снова была в воде, но на этот раз в полном купальном костюме. Она засмеялась, показывая мне свои сверкающие зубы.
А еще через неделю наша дружба стала еще теснее. Дочь испанских колонистов, она вышла замуж за некоего француза, по фамилии Понтабез. Ее муж был чиновником на государственной службе. Я так никогда и не узнал хорошенько, какую именно должность он занимал. Я убедился в том, что он очень занятой человек, и далее не расспрашивал. И что это была за сьеста!
Если бы только так отдыхали! Ее глаза, казалось, всегда блестели страстью; полураскрытый рот, острые зубы, самая улыбка ее таили в себе нечто дико- чувственное, а странные груди, удлиненные и прямые, острые, как груши, упругие, словно на стальных пружинах, придавали телу нечто животное, превращали ее в какое- то низшее и великолепное существо, предназначенное для распутства, и пробуждали во мне мысль о тех непристойных божествах древности, которые открыто расточали свободные ласки на траве под листвой. Ее страстные ласки и объятия, сопровождавшиеся воплями, скрежетом зубов, судорогами и укусами, почти тотчас же завершались сном, глубоким, как смерть. Но она внезапно пробуждалась в моих руках и опять готова была к любви, и грудь ее взбухала в жажде поцелуев. Пресытясь наконец любовью, измученная воплями и движениями, она засыпала крепким и мирным сном возле меня на диване; от удушливой жары на ее потемневшей коже проступали крошечные капельки пота, а ее руки, закинутые под голову, и все сокровенные складки ее тела выделяли тот звериный запах, который так привлекает самцов.
И мы располагались на террасе, чуть прикрываясь легкими и развевающимися восточными тканями. Когда муж уйдет, ты придешь спать на его место. Она обвила руками мою шею. И, прильнув к мужу, буду представлять, что это ты. Я предпочитаю ночевать дома. Но она просила, умоляла и даже плакала, прибавляя. Ты посмотррришь, как я буду тебя любить.
Тогда она немедля оделась и ушла. На девятый появилась и, с важностью остановившись на пороге моей комнаты, спросила. Пррридешь ли ты сегодня вечеррром ко мне спать? Я прошел сначала через кухню, где супруги обедали, и вошел в комнату, выбеленную известью, чистую, с фотографическими карточками родственников на стенах и с букетами бумажных цветов под стеклянными колпаками. Маррока казалась обезумевшей от радости; она прыгала, повторяя. Вот ты и у нас, вот ты и у себя.
Видя, что я не решаюсь в чужой квартире расстаться с некоторой принадлежностью моей одежды, без которой застигнутый врасплох мужчина становится столь же смешным, сколь и неловким, неспособным к какому бы то ни было действию, она вырвала у меня силой и унесла в соседнюю комнату, вместе с ворохом остальной моей одежды, и эти ножны моего мужества. Живо, прячься под кровать! Я слышал, как она отперла шкаф, заперла его, затем вернулась, принеся с собой какой- то предмет, которого я не видел, но который она живо куда- то сунула, и так как муж терял терпение, она ответила ему громко и спокойно: . Я видел только его ноги, огромные ноги. Если все остальное было пропорционально, он, должно быть, был великаном. Я думал, что ты уже спишь крепким сном. Смиренный, жалкий, я медленно вылез из своего убежища, и пока Маррока, по- прежнему голая, плясала вокруг меня джигу, раскатисто смеясь и хлопая в ладоши, я тяжело упал на стул.
Но тотчас же так и подпрыгнул: подо мной оказалось что- то холодное, и так как я был одет не лучше моей сообщницы, то вздрогнул от этого прикосновения. Я сел на небольшой топорик для колки дров, острый, как нож.
Я не замети его, когда входил. Мы глупо рисковали жизнью, у меня еще до сих пор бегали мурашки по спине, и ее безумный смех немного задевал меня. Стоило ему только нагнуться, и он бы увидел меня. Урони он свою шляпу, ему пришлось бы ее поднять, и тогда.. Перепечатывая новеллу в сборнике, Мопассан несколько расширил ее.
Зарубежные Задворки - международное сетевое литературное издание на русском в Германии Международное сетевое литературно- культурологическое издание.